В предыдущий день недельный мы читали евангельский рассказ о Закхее, который является по сути первым из пяти, подготовляющих нас к Великому Посту. Церковь подводит нас к подвигу Поста постепенно, поэтому единственной особенностью воскресной литургии в тот день является специальное евангельское чтение, являющиеся соединительным звеном между годовым кругом и великопостным циклом воскресных евангельских чтений.
Мытарь и фарисей
Начальник сборщиков налогов, главный мытарь Закхей преодолел такое свойственное и нам искушение искушение — тщеславие, которое состоит в том, что мы привязываемся к вещам пустым и стараемся через их посредство завоевать восхищение других, — тех, кто не имеет права судить, потому что они такие же пленники той ж узости ума, той же узости сердца.
Тщеславие, — как говорит святой Иоанн Лествичник, — есть дерзость перед Богом и трусость перед людьми: желание не быть судимыми, не быть осужденными, но вызвать похвалу, даже за то, что похвалы не заслуживает: лишь бы только похвалили!
В это воскресенье на литургии тоже Церковью установлено также особенное евангельское чтение – притча о мытаре и фарисее (Лк. 18, 10-14). Но на этот раз уже и богослужение имеет свои особенности. В Церкви в этот день впервые открывают книгу, которая почти целый год без дела пылилась на полке. Вскоре она станет главной книгой, определяющей порядок всех богослужений.
Название этой книги – Постная Триодь. Оно происходит от греческого слова «триодион» – три оды, что означает «трипеснец» (три песни). Название восходит к трехчастным молитвенным торжественным поэтическим произведениям, составляющим основу этой книги. Изменения, которые вносит Постная Триодь в этот день, небольшие по объему, но существенные по содержанию.
В обычное воскресение большая часть службы прославляет Воскресение Христово; другая же часть богослужения всегда посвящена памяти святого или святых, попадающих по календарю на этот день. Триодь, вступая в свои права в Неделю о мытаре и фарисее, оставляет почти без изменений воскресную часть богослужения, а память святого указывает перенести на другой день. Вместо текстов святому Триодь предлагает песнопения, посвященные евангельской притче.
Молитва мытаря – не вещание, а воздыхание. Это именно та молитва, которой мы должны научиться, чтобы вместе с мытарем «сподобиться дарований», а не «лишиться благих» как фарисей. Таким образом, с первых строк своей книги преподобный Феодор Студит и его брат святитель Иосиф, арихиепископ Солунский, составители Триоди, преподают нам урок смиренной постовой молитвы.
Одна из главных, единственных в своем роде особенностей Евангелия, — это те короткие рассказы-притчи, которыми пользуется Христос в своем учении, в своем общении с народом. Поразительно же в этих притчах, что сказанные почти две тысячи лет тому назад, в совершенно отличных от наших условиях, в другой цивилизации, на абсолютно другом языке, они остаются актуальными, бьют сегодня в ту же цель. А это значит — в наше сердце.
Ведь вот, устарели, забыты, канули в небытие книги и слова, созданные совсем недавно, вчера, позавчера. Они уже ничего не говорят нам, они мертвы. А эти, такие простые с виду, бесхитростные рассказы живут полной жизнью. Мы слушаем их — и как будто что-то происходит с нами, как будто кто-то заглянул в самую глубину нашей жизни и сказал что-то — только к нам, ко мне относящееся.
Мытарь и фарисей. Худ. Густав Доре
В этой притче — о мытаре и фарисее — рассказывается о двух людях. Мытарь — это славянское слово для обозначения сборщика налогов, профессии, окруженной в древнем мире всеобщим презрением. Фарисей — это по сути название правящей партии, верхушки тогдашнего общества и государства.
Христос говорит: «Два человека вошли в храм помолиться, один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: «Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи или этот мытарь. Пощусь два раза в неделю, даю десятую часть всего, что приобретаю». Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаза на небо, но, ударяя себя в грудь, говорил: «Боже! Милостив буди мне грешному!».
Говорю вам, — заканчивает Христос эту притчу, — что мытарь пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится».
Всего три строчки в Евангелии, а сказано в них нечто вечное, такое, что действительно относится ко всем временам и ситуациям. Но возьмем только наше время, возьмем самих себя. Если что-нибудь лежит в основе нашей государственной, общественной, да, наконец, и частной жизни, так это — не правда ли? — вот это самое безостановочное самопревозношение, самоутверждение, или, говоря более древним, но опять-таки вечным языком — гордыня.
Вслушайтесь в пульс нашей эпохи, — неужели не поразимся мы этой чудовищной саморекламе, хвастовству, бесстыдству самовосхваления, которые так вошли в нашу жизнь, что мы уже почти не замечаем их. Всякая критика, пересмотр, переоценка, всякое проявление смирения — не стали ли они уже не только странностью или недостатком, пороком, а, хуже того, — общественным и даже государственным преступлением. Оказывается, любить родину — это все время бесстыдно восхвалять её, унижая родные земли других людей. Оказывается, быть лояльным — это провозглашать всё время безгрешность власти.
Оказывается, быть человеком — это унижать, топтать других людей, это возвышать себя путем их унижения. Проанализируйте свою жизнь, жизнь своего общества, самые основы его устройства, и вы должны будете признать, что это именно так. Тот мир, в котором мы живем, так пронизан оглушительным и грубым бахвальством, что уже сам этого больше не замечает, оно уже стало его природой. Да так и сказал один из самых больших и тонких поэтов нашего времени — Пастернак — в знаменитой своей строчке: «…все тонет в фарисействе».
Самое страшное, конечно, в том, что это фарисейство признается добродетелью. Нас так долго, так упорно глушили славой, достижениями, взлетами и полетами, нас так долго держали в атмосфере этого призрачного псевдо-величия, что всё это в действительности нам стало казаться хорошим и благим, что в душе целых поколений возник образ мира, в котором только сила, только гордость, только бесстыдное самовосхваление оказываются нормой. Пора ужаснуться этому, вспомнить слова Евангелия: «всякий, возвышающий себя, унижен будет».
Мытарь и фарисей
Притча Христа ножом врезается в самую страшную опухоль современного мира, в опухоль фарисейской гордыни. Ибо, пока эта душевная болезнь будет только расти, если в мире так и будут царить ненависть, страх и кровь. Но только вернувшись к этой забытой, чуть ли уже не презираемой, отбрасываемой силе — к смирению, — можно очистить мир. Ибо смирение — это признание другого, это — уважение к другому и это уменье мужественно признать себя несовершенным, раскаяться, и тем самым встать на путь исправления.
От бахвальства, лжи и тьмы фарисейства — к свету и целостности подлинной человечности: к правде, к смирению и к любви. Вот призыв этой притчи Христовой, вот зов, первый зов великопостной весны…
«Боже! милостив буди мне, грешному» — молился человек, человек, считающий себя недостойным и в храм сей войти… И это была еще ветхозаветная молитва. Мытарь не знал Христа, а мы знаем Христа, поэтому давайте будем молиться молитвою новозаветною: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Аминь.
Кондак в неделю о мытаре и фарисее, глас 4
Фарисеева убежим высокоглаголания, / и мытареве научимся высоте глагол смиренных, / покаянием взывающе: / Спасе мира, / очисти рабы Твоя.
Иной кондак, глас 3
Воздыхания принесем мытарская Господеви, / и к Нему приступим грешнии яко Владыце: / хощет бо спасения всех человеков, / оставление подает всем кающимся. / Нас бо ради воплотися, Бог сый / Отцу Собезначальный.
Смотрите также:
О мытаре и фарисее. Святитель Димитрий Ростовский »
(244)
