Все было как обычно: бездыханное тело сняли с креста, умастили ароматами, завернули в саван. Женщины оплакали Умершего, мужчины отнесли и положили Его в пещере, привалив к входу тяжелый камень. Иного исхода из этого мира быть не могло. С тех пор, как человечество помнит себя, это происходило с каждым, кто появлялся на свет. Едва человек начинал понимать, что такое жизнь, как на горизонте уже отчетливо становились видны уродливые черты той, кто всегда был против жизни, кто не оставлял ни единого шанса ни бедному, ни богатому, ни умному, ни глупцу, ни старцу, ни младенцу. Для всех одинаково, не взирая ни на какие добродетели или грехи, отверзались мрачные врата преисподней, с ее непроницаемым вечным мраком и могильным холодом…
Все, к чему ни прикасалось ее леденящее дыхание, превращалось в безобразные, смердящие останки, лишь отдаленно напоминающие то обыкновенное чудо, которое именуется человеком. С последним вздохом каждый лишался этого почетного звания, переходя в разряд неодушевленных тел. В скором времени и оно уже ничем не отличались от той стихии, которую живущие ежедневно попирают своими ногами…
Вот и на этот раз, еще одна черта была подведена, закончен еще один путь, еще одно сражение. И какое сражение! Временами казалось, что Тот, Кто теперь лежит без движения в холодном и темном гробу, имеет власть и силу, способные остановить любое зло, уврачевать любой недуг и даже, — что невероятнее всего, — противостоять смерти. Было очевидно, что этот Человек повелевает не только стихиям, — сами силы Неба и преисподней подчинялись Ему. Все шло так хорошо, так замечательно, что в самое ближайшее время ожидалось Его восшествие на престол древнего царства. Последующее за этим славное правление, несли с собой избавление от ненавистной тирании Рима и блаженную жизнь избранного народа.
Но произошло вдруг то, чего никто не ожидал, чего никак не хотели принять все верившие в Него: враги схватили Его в дни празднования Пасхи, издевались над Ним, и отдали в руки язычников. В итоге Он оказался выше всех, и врагов и друзей. Только вместо драгоценной диадемы, Он был увенчан терновым венцом, вместо благовонных масел, под ударами палача, покрылся собственной кровью, вместо царского трона, Он был вознесен на высоту креста. И весь мир, желал он этого или нет, оказался у Его ног. Смерть не заставила себя ждать, — в невероятных мучениях, произнеся загадочное: «Свершилось!», Он умер раньше тех, кого распяли вместе с Ним…
Содрогнувшаяся земля и помрачившееся небо, казалось, хотели поведать людям об ужасающей трагедии, совершившейся в эти минуты, но, увы. Сердца оказались грубее распавшихся от землетрясения камней, а душевный мрак непрогляднее самой темной ночи. Большинство вернулось в город удовлетворенными; сегодня, возлегая за праздничными столами в своих домах, они будут праздновать не только ветхозаветную Пасху, но и смерть ненавистного им раввина, так сильно уязвлявшего их совесть, что быть рабами кесаря им казалось намного приятнее, чем слышать Его речи о Царстве Небесном.
Сказать, что Его близкие были потрясены случившимся, значит не сказать ничего. Горе их было невыразимо и бездонно настолько, что им наполнились не только земля и небо, но и вся вселенная. Горы и моря, леса, реки и все что наполняет их, облака, солнце, луна, неисчислимые лики звезд, сияющие в космических безднах — казалось, что с Его смертью они тоже должны были обратиться в ничто, ибо Тот, Кто висел на кресте, каким то невероятным образом, вмещал их в себя, давал им право на существование. Колесо человеческой истории, состоящее из бессмысленных «вчера», «сегодня» и «завтра», должно было остановиться, ибо правдивее, возвышеннее, светлее того, что сказал или сделал Плотник из Назарета, мир уже не узнает никогда. Но, со страшным скрипом, споткнувшись на Голгофе, оно покатилось дальше, не обращая внимания ни на чьи страдания, ни на чьи слезы.
Воспоминания о Его беседах, полных любви и небесной чистоты, отзывались горькой скорбью в любящих Его сердцах, вызывая новые потоки слез, об ушедшем Учителе. И каждый задавал себе вопрос: почему Он не остановил Своих врагов, почему не призвал на помощь друзей, почему на пике славы допустил такое бесчестие? Ответа не было. Мертвые молчат. Они уносят свои тайны с собой, в тот мир, из которого никто никогда не возвращался. Никто не верил и в Его возвращение, ибо ужасающая реальность Его смерти ни у кого не вызывала сомнения.
С Его смертью на людей вдруг со страшной тяжестью навалилось одиночество: ученики остались без любимого Учителя, больные и умирающие – без Врача, скорбящие и обремененные – без кроткого Утешителя. Даже Бог казался теперь далеким и недоступным, а молитва к Нему – бездейственной и неуместной. Ибо если слова распятого Святого: «Боже мой, Боже мой, зачем Ты Меня оставил?» не подвигли Его на возмездие распинателям, то что может молитва грешников? Богооставленность пронзала сердца острее меча, затворяла уста всякому. Забыть, скорее забыть все: Его полный небесной любви взгляд, Его кроткий, но властный голос, Его руки, движения которых совершали невероятные чудеса, Его огненную ревность о святыне, Его всецелую преданность Богу, и, самое главное, что так веселило и радовало душу, Его рассказы о Небесном Царстве, которое готово раскрыться во всей своей силе и полноте. Зачем все это, если с ними не было больше Того, Кто всколыхнул народное море духом Своего учения, да так, что его волны готовы были выйти из берегов религии Ветхозаветной, сокрушив при этом всевозможные преграды, состоящие из нелепых предрассудков, преданий и запретов, созданных человеческим лжемудрованием. Нужно было принять этот страшный, в своей несокрушимой прямоте, факт – Его смерть, и смириться с ней.
И они смирились. Собравшись в одном из домов Иерусалима, закрыв оконные ставни и накрепко заперев дверь, ученики после смерти своего Учителя, пребывали не только в печали о Нем, но и в страхе подвергнуться одной участи с Ним. У всех пред глазами еще стоял Его крест, страшные раны на Его руках и ногах и кровь… Его кровь. Истекавшая из зияющей на Его ребрах раны, оставленной копьем римского воина, она окропила камни у подножия креста, она оставляла следы на ладонях и одеждах немногих пришедших за Его телом учеников, молчаливо свидетельствуя о Его смерти. Но, несмотря на ужасную несправедливость совершившейся казни, Его кровь не вопияла об отмщении палачам, ибо несла в себе Его, исполненное нечеловеческой любви, слово: «Отче, прости им, ибо не ведают, что творят!» Увиденное на Голгофе так врезалось в память учеников, что, несмотря на прошедшие с того времени три дня, каждый из них до сих пор мысленно стоял у креста, не смея, впрочем, поднять глаза на Распятого. И это стояние было не простым долгом памяти об Умершем, но чем-то большим, чем-то, что связанно с ожиданием. Ожиданием того, что должно было завершить и, вместе с тем, объяснить им, и всем, тайну Креста, тайну Его смерти.
И это случилось! В первый день недели, едва утренняя заря окрасила золотистым цветом небо, три легкие тени появились на склоне Елеонской горы. В них угадывались женские фигуры; с лицами, склоненными к земле, прижимая к груди глиняные сосуды, они, казалось, спешили за водой, на источник. Но почему так рано и так далеко? К какому источнику спешили они, гонимые какой жаждой, если все колодцы находились или в городе, или близ его стен? Этим необычны
колодцем был гроб их Учителя, к которому их вела неутоленная жажда любви, непреодолимое желание видеть хотя бы Его останки. Драгоценное миро и слезы – вот то, что несли Ему взамен эти немощные сосуды женского естества, исполненные чудесной воды Его святого учения, Его милосердной любви. В тот момент они были единственными, кто не прятался и не бежал, не пытался забыть Распятого. В благодарность за то, что Он ввел их в Свою жизнь, счастливые возможностью быть благоговейными спутницами Его, служить Ему своим посильным трудом и имением, мироносицы не хотели расставаться с Ним и после Его смерти. Их любовь была так крепка, что они, если бы им позволили, остались бы у Его смертного одра навсегда, заснув вечным сном у Его обезображенного казнью тела. Все остальные стремились быть как можно дальше от гроба галилейского Проповедника: ученики побеждались малодушием, враги – ненавистью и презрением, язычники – безразличием. И даже у воинов, стоявших на страже у Его могилы, было одно желание – поскорее смениться на посту, чтобы получить обещанное вознаграждение.
Так или иначе, но все человечество, за исключение убитых горем нескольких женщин, объединилось в одном стремлении – бежать, бежать, как можно быстрее и как можно дальше от Голгофы, Его креста, Его гроба. Ибо замедление в бегстве чревато было небывалой катастрофой всех тех представлений о добре и зле, за которыми человечество тысячелетиями укрывалось от молниеносных и громоподобных вещаний Синайского законодательства. Но на этот раз бегство было обречено на неудачу, ибо высочайшие истины Нагорной проповеди люди назвали низкой ложью, божественную милость, очищающую от грехов души – кощунством, чудеса исцелений и воскрешение мертвых – проделками демонов. Что еще было нужно, чтобы раз и навсегда покончить с тем, что говорили все пророки, что читалось между строк Писания, что слышалось временами в голосе совести каждого человека? Ах, да! Оставалось только убить Бога, Который так странно устроил человека, что не стыдиться своих грехов, не жаждать правды и чистоты он просто не в состоянии. И не об исполнении ли этого тайного желания грешного людского рода говорил Он, распятый на кресте, произнеся: «Свершилось!»?! И пусть Он всего лишь называл Себя Сыном Божиим, с Его смертью навсегда должны были прекратиться посягательства на свободу человека творить грех, жить в грехе, наслаждаться грехом. Он – Бог — наконец должен понять, что людям не нужна Его забота и Его любовь. Они тяготятся ими и желают, чтобы их оставили в покое навсегда.
И вот таких-то, огрубевших и неблагодарных, жестоких и скверных, своим вечным бегством загнавших себя в безвыходный и самоубийственный тупик, на этот раз Бог не отпускает. Как любящий и милосердный Отец, Он настигает заблудших, на пути в бездну вечных мучений, светом, воссиявшим из гроба Своего Сына! Вначале тихо и кротко он светит пришедшим на гроб мироносицам, которые в силу своей любви и преданности, первые узнают от Ангелов невероятную новость: «Иисуса ищите распятаго? Он восстал, Его нет здесь». Затем Он Сам, как восходящее над землей солнце, озаряет их же, бегущих со страхом и радостью к Апостолам, утверждая их в истинности сказанного Ангелом. Ярче вспышки сверхновой звезды, было Его появление среди учеников, которые, даже увидев Его живым, не могли поверить своим глазам, пока Он не утешил их кротким: «Не бойтесь! Это Я». Не видевший Его в первый день и не желавший замечать чудесный свет в глазах счастливых учеников, Фома, чтобы окончательно прозреть, спустя восемь дней даже прикоснулся к Его светоносному телу, осязав язвы на Его руках. «Христос Воскрес!», — неслось из уст в уста, от сердца к сердцу в эти великие дни.
С тех пор и поныне, каждый, кого настигает эта радостная весть, счастлив, ибо обернувшись, он встречает полный небесной любви взгляд Воскресшего Христа, кротко говорящего сердцу: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные и Я упокою Вас».
Священник Андрей Гупало
(40)
//